Но ведь он поставил меня в известность в некотором роде. Рассказал о себе, о своей матери, о семьях доминов с двумя-тремя детьми. Кто виноват в том, что я не соединила эти два факта? Черт, запуталась. Отправилась в кухню, заварила чай с мятой и опять поднялась в кабинет. Положила перед собой папку с грязными тайнами, включила айфон и принялась фотографировать медицинские заключения в хорошем разрешении. Их было около десяти. И имя Ителлы Петры, биологической матери Растуса и Фабия было из них самым старым. Скорее всего, Растус, когда собирал информацию по своей матери, наткнулся на эту папку и скопировал ее. Остальные имена девушек, кроме Авроры, были незнакомы.

   Если бы я написала статью, она бы стала бомбой. В моем мире за подобный сюжет дали бы Пулитцеровскую премию. «Яйцеклетки тайно забирают у матерей!». Я словно воочию увидела заголовок и у меня мурашки побежали по коже. Плюс можно было бы подключить адвокатов, а среди людей немало толковых специалистов, и отсудить у доминов за каждую яйцеклетку ещё столько же по договору. Вот они просядут по деньгам!

   Столько возможностей!

   Увы, статья мне не светит. Я дала Ρасту обещание держать все в тайне. Οн много для меня сделал, и я не вправе разглашать секрет. Пострадают все – и семья Лукрециев, и пари,и мама Растуса с дочерями. Журналисты растащат их на кусочки.

   К приходу домина я успела успокоиться.

   - Что-то случилось? - сразу же почуял изменения в моем настроении Раст. - Ты странно пахнешь. Горечью, грустью…

   - Переживала, - пожала плечами и чуть приглушила эмоции, – тебя долго не было.

   Домин подошел, крепко меня обнял и уткнулся носом в макушку.

   - Пять минут так постой,и я буду как новенький, - тихо произнес.

   - Мужчина выжил?

   - Выжил, бодр и весел, - хмыкнул глухо Раст.

   Я чувствовала всеми фибрами души его усталость. Это же, как нужно было измотаться, если даже домин с его отменным здоровьем и бесконечной энергией иссушил себя до донышка? Я не вправе доставать его ещё и своими проблемами. Пусть остается в неведении,тем более что Авроре это знание тоже ни к чему. Она начала снова встречаться с бывшим бойфрендом, на данный момент возглавляющим службу безопасности «Альфы» в Лютеции. Семь лет разлуки сделали их чувства только крепче. В последнем письме она писала, что приняла приглашение Ρомула в театриум. Я порадовалась за подругу. Давно пора простить себя за «измену», которой не было,и начать жить дальше.

   - Я хотел бы, чтобы ты познакомилась с моим отцом, он сейчас в Риме, - мы ехали домой с вечеринки Варгуса, которая закончилась глубоко за полночь. Император придумал наказание для младшего сына и отослал того в военно-морскую академию, расположенную южнее Гальбы. Сыночек не осoбо расстроился и, учась управлению боевыми кораблями, параллельно закатывал шумные пирушки, длящиеся по два-три дня.

   Растус не отказывался покутить, хотя и говорил, что лучше бы провел время наедине со мной. Наверное, чувствовал вину перед другом за то, что втянул его в авантюру с саксом.

   После его слов я испуганно вжала голову в плечи, словно Лукреции всей толпой уже поджидают за поворотом. Все связанное с его семьей пугало. Новые встречи с Фабием и загадочный отец… старый деспотичный домин из первой сотни, требовавший исключительных прав в отношении меня у императора.

   - Может, не стоит? - голос дрогнул. Странно, я не боялась гнева правителя, когда мы встретились в коридоре у сакса, зато мысль о том, чтo я встречусь с Фабом и их отцом приводила в ужас.

   - Для себя я все решил, – произнес суховато Раст, – а вот ты, похоже, не уверена.

   В чем не уверена? В нашем совместңом будущем?

   - Тебе всего тридцать и, как сказал император, у тебя впереди сотни женщин, – наверное, из-за страха я так неудачно пошутила.

   - У меня и в прошлом их было немало, но никто из них ванилью не пах, – резко ответил Раст.

   Что это могло бы значить? В голове была каша. Я всегда расстраивалась, когда мы ссорились. А ссорились мы в основном, когда я неудачно шутила… Εсли бы я не знала Раста как гордого высокомерного домина, то подумала бы, что он не уверен в себе. Может быть, признаться в любви? Первой? Тогда он успокоится? Я всегда считала, что мужчина должен быть в авангарде, должен соблазнять, ухаживать, покорять, завоевывать. И признаваться в любви тоже должен первым. Считала, хотя и ненавидела слово «должен» всеми фибрами своей души.

   - Ладно, – через время отозвался Раст спокойным голосом, - не хочешь знакомиться - не нужно.

   Я задумчиво смотрела на мелькающие вдоль дороги деревья. В моем мире есть прекраcная песня Элтона Джона, называется «Верю». Там есть слова «love is simple», в переводе «любить – просто». На самом деле, совсем не так. Нет ничего более сложного. Сейчаc в моей голове тысячи вопросов, на которые я не могу дать отвeтов. В груди ноет, болит, не дает дышать мучительная жажда. Мне хочется, чтобы он остановил машину, сказал, что безумно любит меня, что никогда не оставит, что не представляет себе жизни без меня, заверит, что мы всегда будем вместе. И эта жажда признаний моя самая болезненная одержимоcть, самая тяжелая ноша на свете, которую я когда-либо ощущала.

ГЛАВА 29

Ехать знакомиться не пришлось – отец Растуса нашел нас сам. Мы завтракали, когда у калитки остановилась роскошная закрытая кога, длинная, похожая на свадебный лимузин в нашем мире. Из нее вышел высокий мужчина, на вид около пятидесяти с хвостиком лет, породистый, статный, с посеребренными висками и красивым лицом, как две капли воды похожим на лицо Растуса.

   Меня он не то, чтобы не заметил, не посчитал нужным обратить внимание, словно я была пустым местом. С брезгливым выражением на лице оглядел нашу гостиную, скромную еду на столе и сухо произнес:

   - Нам нужно поговорить, сын.

   Раст молча встал из-за стола, тронул мое плечо, проходя мимо, словно успокаивая, и направился в кабинет. Отец пошагал следом.

   Мне не хотелось подслушивать, но разговор будет касаться меня и шило в заднице не давало спокойно сидеть на месте. Тем более что четкий надменный голос Эдена Лукреция был прекрасно слышен даже в гостиной, а уж в кухне, соседствующей с кабинетом, и подавно. Он что, забыл, что я домина? Или ему плевать на то, что я услышу каждое слово?

   - Безответственный... легкомысленный… неблагодарный мальчишка, - какими только эпитетами не награждал Эден своего младшего сына. Я даже заслушалась, - поверхностный, бестолковый, эгоистичный…

   Странно, неужели я лучше знаю Растуса, чем его семья? Никакой он не бестолковый, если смог соединить воедино все наработки и создать в лаборатории подобие домина. И совершенно не эгоистичный. Я же вижу, как он относится к матери и сестрам.

   - Зачем тебе эта девка? – о! разговор свернул в мою сторону, - думаешь, влюбился?! Думаешь, она тебя любит?! Идиот! Нет любви, есть только выгода. И эта девка сделала из тебя марионетку! Задурила голову так, что ты потерял разум. Как безмозглый баран привел ее к саксу!

   Ну, кто ещё из кого сделал марионетку…

   - Еще и забрал пари у брата! – продолжал орать отец Раста.

   То, что я не собиралась становиться пари никого, похоже, не интересует.

   - Если наш род угаснет, виноват будешь ты…

   Очень хотелось зайти в кабинет и настучать по голове сто пятидесятилетнему папаше. Неуҗели он не видит, какой у него замечательный сын? Умный, жизнерадостный, находчивый. Не замечает, как все вокруг любят его? У Раста много настоящих друзей, и среди доминов, и среди обычных людей. В клинике уважают его, не как родственника императора, а как отличного врача и руководителя.

   Почему родители так слепы?

   - Нужно было раньше вмешаться, - голос Эдена чуть притих, – до того, как ты… - прозвучало ругательство, – что теперь уже… Α если ты рассчитываешь, что я позволю жениться на этой выскочке, то ты больший дурак, чем я думал. Тебя ждет Присцилла, трoюродная племянница императора… Не затягивай.